(Два часа из жизни Константина Арбенина)

Час первый. "Вопросы из зала"

ЕВ: - Как ты думаешь, наше нынешнее время — не только стык веков, но и стык тысячелетий — когда-нибудь окрестят как-то наподобие Серебряного века? Если да, то как оно может называться? И какое место ты себе отводишь в этом веке как поэту?

КА: - Во-первых, нужно уточнить, что речь идёт именно о русской культуре. Бесспорно, как-нибудь это время окрестят. Как именно — пока непонятно. Но я думаю, что это будет всё-таки не серебряный век, а как-то похуже.

ЕВ: - Медный?

КА: - Может быть, даже и не медный. Честно говоря, у меня присутствует ощущение того, что происходящие сейчас с нашей культурой процессы очень серьёзны и очень негативны.

ЕВ: - Это общее, стихийное ощущение? Или его можно наполнить примерами?

КА: - Тогда я развёрнуто отвечу... Сначала у меня было ощущение, что я, наверное, старею. Или взрослею. И начинается болезнь возраста, когда мне кажется, что всё вокруг плохо, всё становится хуже, чем было когда-то. Я имею в виду культуру и искусство.

Но вдруг недавно я понял, что моё мнение объективно. Всё действительно плохо. Начиная от той музыки, которая преобладает на радио, на телевидении, и заканчивая всевозможными печальными явлениями типа закрытия Концертного зала зоопарка. Во всех областях культуры, куда ни погляди!.. Происходит упадок образования — посмотри, что творится со школами и с учителями. Далее... Я не вижу хороших фильмов последнее время. За пять последних лет я видел только один новый российский фильм, который меня действительно затронул и показался глубоким — это "Нежный возраст" Соловьёва. Что касается литературы, тоже ничего хорошего в последнее время я не нахожу.

В ситуации, когда культура медленно и верно умирает, можно сделать два вывода: либо это постоянное состояние культуры во все времена (может быть, всегда у людей было ощущение, что культура загибается, а на самом деле она выживала), либо действительно сейчас для культуры сложилась крайне кризисная ситуация. Как она будет развиваться, я не знаю. Может быть, это временное явление, и всё снова возродится и оживёт... Абсолютно всё не может заглохнуть, потому что культура — величина постоянная.

Что касается музыкальной культуры Питера, то мне кажется, что очень мало осталось людей действительно интересных и достойных, которые продолжают что-то делать. Из разговоров с ними я понимаю, что они примерно также чувствуют: всё плохо, явление умирает. Но нужно хотя бы достойно пережить эту смерть. Те музыканты, которые постоянно фигурируют в "Арт-городе", — Комаров, Башаков, Митя Максимачёв, Настя Макарова — меня как бы поддерживают. Я знаю, что есть эти люди, они что-то делают, — значит, всё в порядке. Значит, всё пока идёт нормально. Может, всё ещё и обернётся в лучшую сторону. Естественно, что всякие неудачи, связанные с ними, тяжело переживаются.

Слава Ковалёв, история с закрытием зала в Зоопарке — ещё одно подтверждение того, что ситуация очень тяжёлая. Либо действительно на стыке тысячелетий нагнетается обстановка, либо это связано с тем, что исчерпал себя некий потенциал современной русской культуры. Чего-то настоящего, такого, чтоб цепляло, осталось очень мало. Если раньше, несколько лет назад для меня вся русская рок-музыка была глотком чего-то настоящего и действительно ценного, то сейчас от этого ощущения практически ничего не осталось. Если пять лет назад я слушал очень много групп и исполнителей, и это мне нравилось, как-то подпитывало меня, то сейчас из официально признанных людей я слушаю только Гребенщикова. Остальные меня совершенно не интересуют. А из неофициально признанных — Комарова, Башакова, всех участников "Кучки". "Кучка" по этому принципу и формировалась: туда приглашались люди, которые, на мой взгляд, и на взгляд Саши Петерсона пытаются делать что-то настоящее.

И своё место в этом процессе я вижу в том, чтобы продолжать делать то, что должен делать: писать песни, сказки, издавать книжки. Пытаться делать всё это не на худшем уровне, а лучше — так, как это должно быть, по моему мнению. Пытаться приблизиться к понятию "произведение искусства".

ЕВ: - В каком смысле: профессионализма, искренности, разнообразия?

КА: - Наверное, во всех. Просто они приходят с разных сторон. Искренность изначально либо существует, либо нет. К искренности можно добавлять профессионализм, потому что на одной искренности многогранное произведение искусства не создать. Многогранность в том и состоит, что содержит в себе и искренность, и профессионализм, и актуальность...

Кстати, опять же... Мне не удаётся абсолютно чётко и напрямую изложить свои мысли в беседе, но рождаются песни. На последнем альбоме есть песня "Отечество Ионы" — она лучше выражает то, о чём мы сейчас говорили.

ЕВ: - Никак специально формулировать название этого века мы не будем?

КА: - Да, это будет видно уже со стороны. Когда пройдёт ещё лет сто... Потом какой-нибудь остроумный человек назовёт. А сейчас ещё не время.

ЕВ: - Насколько применим к тебе девиз "Ни дня без строчки"?

КА: - В очень маленькой степени. Одно время у меня было правило: "Если можешь не писать — не пиши". Не пиши, пока очень-очень не захочется. Пока ты не поймёшь, что не можешь не написать. В тебе что-то рождается, ты несколько дней терпишь и думаешь: "Я не буду это писать". Если это вещь ненастоящая, проходная, она так и проходит. А если это что-то настоящее, то оно остаётся в голове, продолжает долбить, и в какой-то момент ты понимаешь, что уже родилось — осталось только срочно сесть и записать. Но чтобы писать каждый день именно для того, чтобы писать — просто как самоцель — такого у меня нет. Иногда я жалею, что не могу заставить себя ежедневно записывать хоть что-то: наблюдения, хоть какую-нибудь фразу... А иногда я наоборот думаю, что это правильно.

Я очень неорганизованный человек в смысле своего творчества: могу неделю писать что-то ежедневно, а могу ничего не писать месяц — только читать книжки и наблюдать за происходящим. И никакие попытки как-то это систематизировать пока не увенчались успехом. Может, это и правильно. А может, и неправильно: говорят же, что талант — это трудолюбие, а я, наверное, человек очень ленивый. Иногда у меня рождается какая-то мысль, я два дня думаю, что надо бы сесть и её записать, но до бумаги так и не дохожу, а мысль исчезает.

ЕВ: - Когда я читал интервью с тобой и статьи о группе на сайте ЗИМОВЬЯ, то заметил, что прямо-таки красной нитью проходит слово "спонтанно". "Спонтанно возникший концерт Константина Арбенина", "спонтанные кухонные выступления"... Действительно очень многое спонтанно происходит?

КА: - Я говорил, что не могу систематизировать себя, поэтому большинство событий в моей жизни происходит действительно спонтанно. Хотя сейчас, казалось бы, есть ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ — не просто любительская группа, а как бы организация, в которой мы работаем. Поэтому приходится не только планировать концерты, но и вырабатывать стратегию: "этой весной мы записываем альбом, следующей осенью делаем спектакль"... Такие общие вещи я в голове держу и знаю, что, например, к осени я хочу доделать новый музыкальный спектакль, чтобы осенью начать его записывать. Но вот идеи иногда приходят спонтанно.

В музыкальной сфере я работаю с Сашей Петерсоном, который, наоборот, человек очень скрупулёзный, правильный и "расписанный", то есть он знает, что будет завтра и послезавтра, что нужно делать... В этом смысле я уверен, что ЗИМОВЬЕ не достигло бы тех высот, которые есть сейчас, если бы не Петерсон. Так бы и происходило всё спонтанно...

ЕВ: - В одном из интервью ты сказал, что без особого энтузиазма относишься к идее делать электронную музыку, использовать совсем уж искусственные звуки... Но сейчас появилась у Егора среди прочих инструментов флейта с процессором. Нет желания и дальше двигаться в этом направлении?

КА: - У меня нет такого желания, потому что я всё-таки ощущаю себя литератором. Наоборот, у меня есть желание окончить музыкальную деятельность и окончательно уйти в писательство. Не знаю, насколько это будет возможно, поскольку это процесс от меня независящий.

Мы со временем пришли к мысли, что ЗИМОВЬЕ — акустическая группа, и акустическое звучание должно быть главным. Электрические концерты — это не более чем развлечение. У других групп электрическое звучание — это главное, а акустические концерты — это лёгкий жанр. У нас наоборот. Поскольку тексты имеют очень большое значение, лучше никак от них не отвлекать. Видимо, по музыкальным ощущениям я минималист. Всё это идёт оттого, что я не музыкант.

Что касается электронных проектов... У Егора есть такое желание. Во-первых, он записывает свою музыку. Кроме того, делает электронные аранжировки. Я отдаю песни в том виде, в каком они есть у меня, а он чего-то придумывает, обрабатывает её до неузнаваемости... Я к этому отношусь как к эксперименту — раз Егору интересно, я тоже ничего против не имею.

ЕВ: - А вообще по звучанию, особенно в акустическом варианте, это XIX век? Нет? По романсу...

КА: - Не знаю, я никогда не думал, что это прошедшее время... В романсе, конечно, есть доля стилизации, даже пародийности... Но мы никогда не думаем, что звучание должно быть как в XIX веке. Нет желания ни подо что подгонять... Только по результату — если получилось что-то похожее на какое-то время... Но это происходит независимо от нас...

ЕВ: - И тоже спонтанно?

КА: - Тоже спонтанно. Я недавно понял, что не я решил создать группу, познакомиться с Сашей Петерсоном и основать ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ. И даже не Саша Петерсон решил сделать группу, познакомиться со мной и так далее... Видимо, существовало где-то в метафизических пространствах такое явление, как ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ. И оно собрало меня, Сашу Петерсона, Егора, Толика — нашего барабанщика, и воплотилось в нашем мире в таком вот виде. И это не я хозяин и руководитель ЗИМОВЬЯ, и не Саша Петерсон — директор, а все мы — частички этого организма, который существует со своими задачами, функциями. И он знает, для чего существует, а мы не знаем, по большому счёту... Зачем это ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ? Мы просто выполняем своё дело, работаем на это Явление. Я надеюсь, что это всё-таки Явление...

Поэтому всё, что происходит, диктуется этим организмом — ЗИМОВЬЕМ ЗВЕРЕЙ.

ЕВ: - Эгрегором?

КА: - Да, можно, наверное, и так сказать... Поэтому и слово "спонтанно" — мы-то не знаем, чего он хочет, а он знает и просто вовремя расставляет кого куда...

ЕВ: - А не скучно жить с таким ощущением, что всё уже, в общем-то, решено, и осталось только слепо следовать чьей-то воле?

КА: - Это касается в моём случае только ЗИМОВЬЯ ЗВЕРЕЙ, а кроме ЗИМОВЬЯ у меня есть масса интересных дел, которыми я занимаюсь. Я не имею в виду, что я пешка в руках судьбы. Тут другое ощущение: я нужен этому явлению, я могу ему помочь, и всё, что от меня зависит, я для этого делаю. И даже могу как-то влиять на этот путь: что-то предлагать, что-то, наоборот, отвергать. Мы компаньоны. Тут отношения не господина и раба, общение идёт на равных. Я не винтик в этом организме, я, скажем, мозг в этом теле. Или сердце. Мозг человека является рабом организма или господствующим органом?

Вообще, вопрос свободы воли — это для меня вопрос вопросов. Сам для себя я его ещё не решил. Иногда мне кажется, что ничего нельзя сделать самостоятельно, а иногда кажется, что только самостоятельные поступки и имеют смысл.

Я никогда не рассматривал ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ исключительно как рок-группу, которая исполняет песни. Хочется, чтобы этот организм стал чем-то более широким: чтобы мы сделали музыкальный спектакль... Надоедает всё время петь со сцены песни, причём, одни и те же. Сделали спектакль, выпустили альбом "Антиутопия", который, по сути, совсем не музыкальный альбом в общепринятом смысле. Хочется чего-то большего: сломать рамки, натоптанные границы. "Группа должна петь песни". Мне хочется, чтобы группа организовывала фестивали, выпускала книжки...

ЕВ: - Почему бы не пофантазировать? Музыкальный театр "Зимовье Зверей"?

КА: - Что-то в этом роде, хотя мне самому выражение "музыкальный театр" напоминает "Театр песни Аллы Пугачёвой", поэтому не очень нравится. И потом я, как ни странно, не очень люблю театр в том виде, в котором он существует. Хотя определённая степень не то, чтобы театрализации... Хочется драматизировать всё это! Чтобы появились образы, сюжет, глубина. Самый лёгкий путь — сделать ещё один музыкальный спектакль "Звери ищут лето", непосредственно по сказке "Зимовье зверей". А вообще у меня сейчас зреет даже не мечта, а намерение к следующему году дописать свою вещь "Дон Диего и плагиат", фрагмент из которой вошёл в "Антиутопию". Я хочу её закончить и сделать моноспектакль без музыки ЗИМОВЬЯ ЗВЕРЕЙ. Какая-то музыка там предполагается, но не песни.

Ну а ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ, естественно, продолжит своё существование. Просто получается так, что и песни продолжают сочиняться, стало быть, ЗИМОВЬЕ живёт. В то же время сочиняются и какие-то прозаические вещи, и драматургия.

Мне ещё в детстве не хотелось заниматься каким-то одним делом, и сейчас я это практикую. Я рисовал...

ЕВ: - По поводу этой спонтанности, эгрегориальности... К случайностям, всяческим оказиям, совпадениям ты как относишься? Всерьёз воспринимаешь? Действительно какие-то вещи происходят неспроста?

КА: - Я считаю, что неспроста. У меня в жизни было очень много таких случайностей, которые "просто случайностями" быть не могут. Я не верю в "просто случайности". Всё закономерно, и именно из случайностей всё и состоит. Случайности — это такие винтики и вешки, из которых потом выстраивается что-то большее.

ЕВ: - А гороскопы в этом отношении?

КА: - Я знаком с гороскопами лишь немного. У меня жена занимается астрологией, а я чуть-чуть скептически к этому отношусь. Хотя понимаю, что это такая же наука, как и все остальные. Я вообще науки люблю и уважаю, потому что я человек неучёный. Перед науками я преклоняюсь. Я думаю, что в астрологии очень много мракобесия и шарлатанства, но сама по себе наука в этом не виновата. Как все науки, она несёт в себе серьёзное зерно. Но как это применить к жизни, я не знаю. Я, во-первых, не интересуюсь совершенно гороскопами. Даже если мне что-то говорят, то стараюсь не запоминать. Во-вторых, у меня не было возможности проверять и сравнивать, работает это или нет. Как раз тут я придерживаюсь мнения, что нельзя зависеть от гороскопа, нужно действовать самому. Поэтому меня никогда не интересовало то, что со мной должно произойти.

ЕВ: - Тогда ещё один вопрос из зала: "Почему у ЗИМОВЬЯ ЗВЕРЕЙ никого нет на подтанцовке?" Люди интересуются!

КА: - Я думаю, под нас очень трудно танцевать и подтанцовывать. Хотя мне очень нравится, когда на концертах выходят люди и начинают танцевать. Мне кажется, что мы чересчур серьёзная группа, поэтому я всегда радуюсь, когда находятся в зале люди, которые это всерьёз не воспринимают. Мне кажется, что у меня очень мало действительно весёлых песен — каждая такая на вес золота. Песни в мажоре у нас вообще можно на пальцах пересчитать. Мы постоянно пытаемся их вставить в концерт, чтобы разрядить обстановку. Когда сначала мы людей загрузили, потом нужно дать возможность и потанцевать, и расслабиться. Но думаю, что до подтанцовок на сцене мы всё-таки не дойдём.

Нам же много предлагали, и мы даже экспериментировали со всевозможными шоу, со сценографией. Но я опять-таки склоняюсь к минимализму и считаю, что исполнитель должен быть настолько интересен и глубок на сцене, чтобы ему не нужны были никакие дополнительные эффекты: подтанцовки, видеоряд и так далее...

Так и на практике происходило: когда мы сделали "Свинопаса", сначала у нас были декорации, были предметы, которые я обыгрывал. Потом мы отказались от декораций, остались одни предметы. А на последнем спектакле не было даже предметов, и мы играли, как есть. И это были самые интересные спектакли, как мне кажется, — когда ничего не отвлекает. И ставится очень трудная и интересная задача: без помощи предметов перевоплощаться в разных персонажей. При это так, чтобы зритель не перепутал, кто перед ним: король это говорит или принцесса...

Также и на концертах. Если поп-исполнитель делает шоу, то, наверное, ему без этого не обойтись. А мне хочется довести жанр концерта до состояния драматического спектакля. Но не шоу-спектакля, а именно драматического спектакля.

ЕВ: - Ради чего это делается, и что должно отличать такой спектакль от концерта? Надрыв? Ещё более усиленные вплоть до экзальтации эмоции? Или не хватает постановочного момента?

КА: - Как раз ничего постановочного и зрелищного быть не должно. Всё должно крыться в человеке. Во-первых, нужен большой жизненный опыт и большая наполненность, которых у меня сейчас нет. Поэтому такие задачи я ставлю себе на будущее. Во-вторых, оптимальную подачу надо искать. Может быть, надрыв и экзальтация, но навряд ли... Наоборот, всё должно идти изнутри.

Я для себя определяю понятия, которые сам придумал: "внешний драйв" и "внутренний драйв". Такое впечатление, что многие нынешние рок-звёзды исходят на внешний драйв, при этом у них нету драйва внутреннего. Это чревато тем, что на концертах ты этот драйв чувствуешь, всё кажется мощным и интересным, а когда ты смотришь тот же концерт в записи или слушаешь кассету, то никакого драйва нет. Потому что внешний драйв не сохраняется на материальных носителях. Это сиюминутное ощущение.

А драйв внутренний — более сложная вещь. Его очень трудно достичь, зато он сохраняется даже на плёнке. Мы говорили об этом с Кириллом и с Толиком Багрицким по поводу того, что исполнитель должен выходить один, даже без группы, петь какую-нибудь очень простую песню, и это всех должно хватать. Как добиться того, чтобы минимальными средствами достичь максимального результата?

Есть такой человек Олег Дегтярёв. Меня с ним познакомил Кирилл. Когда-то он участвовал у нас в "Кучках", а сейчас практически не играет, потому что ушёл с головой в восточную философию. Я в этом некомпетентен, поэтому даже не могу сказать, как это точно называется...

Когда он ещё не совсем ушёл в восточную философию, но всё-таки довольно сильно продвинулся, он участвовал в двух наших фестивалях. И я обратил внимание, что, выступая на концерте, человек работает без надрыва, без внешнего драйва, весь в себе, но при этом чувствуется очень сильная подача, сила чувствуется в человеке. Когда его выступление слушаешь на кассете, это ощущение сохраняется, то есть звучание со сцены адекватно звучанию на кассете. Для меня это пример человека с внутренним драйвом.

На той же кучке, где выступал Олег, выступали НОЧНЫЕ СНАЙПЕРЫ и мы, ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ. И у обоих был полный провал на записи, хотя в зале был просто фурор, там била такая энергия! А на записи оказалось всё фальшиво и совершенно без драйва. Я не знаю, как это звучало в зале, но мне казалось, что это очень мощно, круто, мы так здорово поём... Потом послушал запись и ужаснулся: всё мимо, фальшиво. И когда мы сделали кассету с "Могучей кучки"-2000, мы не включили в неё ни ЗИМОВЬЕ, ни СНАЙПЕРОВ не включили именно потому, что нечего было включать. Там всё ужасно было спето. Мы долго выбирали, но так ничего и не выбрали.

И тогда я задумался: почему Олег Дегтярёв нормально звучит в записи, а СНАЙПЕРЫ или мы теряемся? Видимо, на этих концертах мы пытались подать только свою внешнюю сторону, какие мы рокеры крутые... А Олег просто знал, о чём он поёт.

ЕВ: - Кто автор музыки в альбоме "Свидетели"?

КА: - Я автор мелодической линии. Поскольку я не играю ни на каких музыкальных инструментах, то все песни сочиняю с готовой мелодией. Прихожу, напеваю их Саше Петерсону, а он уже делает аранжировку. На всех альбомах у нас одинаково: я автор музыки и слов, Саша Петерсон — автор аранжировок. Никаких исключений в этом альбоме не было.

ЕВ: - MP3 в Интернете — это хорошо или плохо? Это один из способов реализации свободы или грязное пиратство, лишающее музыкантов куска хлеба?

КА: - Поскольку я с Интернетом никак не связан, то не могу судить. Вообще я не склонен обвинять “пиратов”, я терпимо к ним отношусь и считаю, что “пираты” сделали много хорошего.

Опять-таки, я не знаком с деятельностью “пиратов” в Интернете — “пиратов”, занимающихся видео и аудио. Поэтому я не склонен выкрикивать лозунги "Долой пиратов!", давить катком “пиратские” кассеты... У меня до сих пор имеются “пиратские” видеокассеты с подборкой отечественных мультфильмов — большие, двухчасовые. Лицензионных таких же я не встречал. “Пиратские” лучше... Но это частный момент.

ЕВ: - А “пиратский” диск ЗИМОВЬЯ с МР3 и фотографиями приходилось видеть?

КА: - Да, есть такой. Меня это даже обрадовало, потому что я считаю выход такого диска признаком нашей популярности.

ЕВ: - И не задело нисколько? Обидно не стало?

КА: - А чего обижаться?

ЕВ: - Либо из-за того, что низкое качество. Либо из-за того, что не аутентично. Наконец, мимо кассы...

КА: - Дело Саши Петерсона, как директора группы, — переживать за это. Меня, как автора, это только радует: больше людей услышало нашу музыку. И кому-то она понадобилась настолько, что её оформили, и ведь не лень было это всё делать! Да, они захотели заработать на этом деньги и, наверное, заработали. Но я не жадный...

Я вообще считаю, что есть я, как автор песен, и есть песни. Так вот для меня важнее песни. Мне не хочется быть популярнее, чем есть сейчас, но хочется, чтобы песни, которые я пишу, стали известнее. В этом смысле “пиратский” диск работает на популярность наших песен, а для меня это главное.

Понятно, что в нашей стране “пиратов” не победить, денег с них не снять. И с лицензионных вещей очень трудно получить много денег. Поэтому мне достаточно того, что у меня есть.

ЕВ: - Ты не боишься, что такой твой ответ будет косвенно воспринят если уж не как призыв "пиратить" ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ, то, по крайней мере, как разрешение?

КА: - Не боюсь. Потому что “пиратам” моего разрешения не нужно. А честные люди и так не будут заниматься "пиратством".

ЕВ: - К личности Летова и творчеству ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ у питерских музыкантов отношение, как правило, сложное и неоднозначное. В одном из своих ранних интервью ты сказал, что можешь слушать от силы четверть летовских песен, точнее, одну из четырёх. Что привлекает и что именно отпугивает: ненормативная лексика, общая брутальность, умышленно грязный звук, специфическая тематика, связанная зачастую с физиологией?

ЕВ: - Во-первых, я давно уже не слушал ГРАЖДАНСКУЮ ОБОРОНУ и с последними их работами совершенно не знаком. У меня был большой период в жизни, когда я их слушал — года три-четыре. Возникло это увлечение совершенно неожиданно: я услышал у одного своего друга альбом "Прыг-скок". Сначала у меня появилось отторжение, а потом вдруг что-то зацепило и стало одним из сильнейших музыкальных впечатлений в жизни, — по крайней мере, в русском роке. До сих пор я помню, насколько это было сильно: это было открытием нового мира, который до этого не был знаком. Я стал слушать и другие альбомы, но если "Прыг-скок" воспринимал целиком, то из других альбомов выписывал себе по две-три песни, не больше.

Что отпугивает? Во-первых, ненормативная лексика, которую я не люблю, — мат в песнях, даже когда он оправдан. У Летова я это ещё могу пропустить, потому что у него, как правило, оправдано. Что касается грязного звучания, то это мне наоборот нравилось. Когда-то, ещё до появления ЗИМОВЬЯ, я думал, что если когда-нибудь будет у меня группа, то образцом звучания и аранжировок должна стать ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА. Но когда начал петь песни, то понял, что очень сильно ошибся, потому что ко мне, как к человеку, и к моему голосу это совершенно не подходит. Чтобы так звучать, нужно быть всё-таки Егором Летовым.

Тогда это было очень интересно, а потом захотелось чего-то спокойного. Всё-таки эта экзальтированность и неврастения, нервозность на грани нервного срыва очень утомляет. Хотя я отдаю должное Летову, но это всё-таки не моя музыка.

Я считаю, что он действительно поэт. Но последние лет пять никакой потребности его слушать у меня нет, я гораздо охотнее читаю интервью с ним. Видно, что это человек ищущий и переживающий — от этого и его ошибки, и его достижения, — а такие люди мне всегда интересны.

И ещё мне всегда было интересно слушать тех авторов, которых я не мог определить, сформулировать. Слышишь песню — и не понимаешь, как она родилась. Это очень редко происходит. В основном я слушаю песни и понимаю, откуда ноги растут; понимаю, что, в принципе, могу также написать. Поскольку я и сам песни пишу, то процесс представляю...

А когда я слышу какую-то песню и не понимаю, как это можно было придумать, то воспринимаю это как чудо. Для меня Гребенщиков и Летов — это люди, процесс рождения песен которых я не могу представить. Это мне непонятно, и этим они мне очень интересны. Как, скажем, Башлачёв или, в ещё большей степени, Высоцкий: почти каждая песня — чудо. Умом я этого понять не могу.

ЕВ: - С какими самодеятельными изданиями тебе когда-либо приходилось сотрудничать? Чем они оказываются интересны?

КА: - Свободой выбора тем и личностей собеседников. Я не со многими самиздатами сталкивался... Особенно часто — с APN и с "Арт-городом". Были ещё различные газеты и издания, но я уже не помню, как они называются. И везде были материалы о тех людях, о которых нельзя прочесть в официальной прессе. И это для меня было самым интересным.

ЕВ: - А насколько серьёзно ты воспринимаешь самиздаты? Ведь собрать большие залы малотиражная пресса не поможет, миллионы фанатов благодаря ней тоже не появятся...

КА: - Самое большое преимущество самиздата — целенаправленность, направленность на конкретную аудиторию. Я знаю, что половина из тех, кто читает "Арт-город", это наши слушатели — если не уже состоявшиеся, то потенциальные. Воспринимаю такие издания как что-то очень родное — и сам журнал, и людей, которые там работают, — и воспринимаю всё всерьёз, потому что это ближайшие мои коллеги, это одна инфраструктура.

ЕВ: - Социально-экологическая ниша?

КА: - Да, наверное... Какая-нибудь "Панорама TV" — это что-то далёкое от меня, словно из другого мира. А самиздаты — из моего мира, в котором я вращаюсь, в котором вращаются мои друзья. Как же это всерьёз не воспринимать? Это самое близкое и родное.

ЕВ: - Тогда последний вопрос из серии “из зала”: что такое для тебя “родной город”?

КА: - Пока я здесь, я не ощущаю, что такое для меня родной город. Если идёт речь о географическом понимании…

ЕВ: - Конечно, нет… Ни в коем случае!

КА: - Просто место, где я постоянно живу. Город подпитывает и вдохновляет меня. Когда я долгое время работал в центре города и каждый день ходил по старым улицам, то песен сочинялось гораздо больше, нежели сейчас, когда я живу в Купчино. Хотя я обычно люблю то место, где нахожусь и не мечтаю о том, где меня нет.

Я никогда не думал о родном городе в том смысле, что живу здесь и ощущаю себя гражданином. Начинаю задумываться о городе только когда уезжаю куда-нибудь далеко, и хочется вернуться обратно.

Час второй. "Звери ищут лето"

ЕВ: - Насколько я знаю, существует несколько трактовок названия ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ. Наиболее частая, наверное, даже официальная трактовка названия уводит нас к сказке о зверях, которые уходят от зимы в поисках тепла. Но есть и ещё одна трактовка — из притчи Шопенгауэра о дикобразах, которые пытаются согреться, прижимаясь друг к другу, колют друг друга своими иголками, отодвигаются… И в этом смысле немного абстрактный вопрос: этим самым дикобразам, людям-зверям или просто тем зверям, которые уходят к теплу, удастся когда-нибудь преодолеть свою колючесть? Группа ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ как-то этому способствует, работает над проблемой? Иголки стачивает? Или она не в силах преодолеть природную колючесть? Или она сама от неё страдает?

КА: - Она стремится к этому. Не знаю, можно ли преодолеть эту колючесть полностью, окончательно. Но в этом смысл и цель творчества группы. И в первом случае, когда идут звери от зимы лето искать, и в случае с дикобразами люди должны преодолеть свои колючки. Мы пытаемся этому поспособствовать — тем, что мы делаем и поём. Если бы не было такой цели, то и не имело бы смысла петь. А зачем тогда? Если знаешь, что колючки всё равно не спадут…

Надо пытаться колючки свои сгладить, как-то притупить…

ЕВ: - А вот удастся ли?

КА: - В какой-то степени удастся, потому что если чего-то добиваться, то добиться можно. Может быть, останутся корни от колючек, и при удобном случае они снова прорастут, но нужно, чтобы был хоть какой-то результат. Нужно избавиться от них хотя бы на время, чтобы дать почувствовать людям, что можно существовать и без колючек. Следующий этап — избавиться от них с корнями. Если удастся…

ЕВ: - Тогда обратимся к первой версии названия. Что закладывается в понимание этого тепла? Это душевное тепло?

КА: - Да. Это, громко говоря, желание сделать мир лучше. Звери идут по лесу... Им тяжело идти, холодно, сверху падает снег, хищники со всех сторон... Но за счёт того, что они вместе, и друг к другу прижимаются, они сохраняют необходимый минимум тепла, а потом находят избушку и начинают в ней зимовать. Чтобы пережить самый трудный период, когда вьюга, когда волки воют, и дожить-таки до лета. Лето — это спасение.

Но пережить зиму они могут только вместе. Даже если среди них есть дикобразы, которые колют друг друга колючками, — ничего не поделаешь, им нужно будет как-то приживаться, свёртывать свои колючки.

ЕВ: - Не могу не вернуться к одному образу из песни ТЕЛЕВИЗОРА "Куда-то ушло тепло" ("Заснежены наши души, застужены ветром злющим..."). В опубликованный вариант нашего интервью с Михаилом Борзыкиным не вошли многие интересные фрагменты разговора. Например, был момент, когда Михаил заговорил о том, что со многими его знакомыми раньше удавалось очень тепло и искренне общаться, а в последнее время уже не удаётся. Люди оказываются придавлены каким-то грузом: социальной ответственностью, неприятной работой, семейными проблемами... Соответственно, огромный пласт тем оказывается закрыт для обсуждения — об этом человеку уже не хочется говорить. Образ ухода Тепла, ухода чего-то близкого, объединяющего — естественным образом объединяющего, без дополнительных усилий, без искусственно сгенерированной доброжелательности, форсированной открытости... Тепло, для сохранения которого достаточно просто не закрываться, не создавать барьеров...

И ещё одна проблема, которую мы обсуждали уже когда вышел 18-й номер с его интервью: в последние годы оказались разрушены горизонтальные коммуникации между людьми, особенно между представителями одного цеха — музыкантами, например. И вдруг что-то произошло — ещё один клуб закрылся, а кто-то об этом даже и не знает...

Нам, простым смертным, со стороны всегда казалось, что это общение у вас, музыкантов, должно как-то само собой быть налажено. Ведь, вроде как, все прекрасно друг с другом знакомы... Ан нет.

Как ты понимаешь это Тепло, уход тепла? Ощущаешь ли ты это разрушение связей?

КА: - Да, я действительно это ощущаю. В какой-то степени это связано с тем, с чего мы начали: кризис культуры отражается на жизни. Дело даже не в политике — идеология жизни поменялась. Другими стали ориентиры. Каждый человек обособляется в себе, в своём мире, своей семье... Я сам это замечаю: насколько раньше была постоянная тусовка, постоянные хождения в гости — мы только этим и жили, — а сейчас все сидят по домам и очень редко перезваниваются.

Я не знаю, почему так произошло. Возможно, эти перемены можно объяснить изменением социальных условий: девиз "Человек человеку брат" сейчас звучит как "Человек человеку Брат-2".

Прошлым летом мы с семьей снимали дачу в Солнечном и обратили внимание, как много строится заборов. Если раньше заборов никогда не было, все дети играли на одной площадке, то сейчас их выстраивают как можно выше, и они кругом. Вчера ещё шёл — забора не было... Все люди обособляются. На детских площадках висят объявления "Частная зона".

Всё это связано с тем, что пропагандируются иные ценности: "Каждый человек должен выживать и бороться за свою жизнь самостоятельно". Как с этим бороться — не знаю. Мы поём песни а вы издаёте журнал, ещё есть различные клубы... Наверное, единственное спасение в том, чтобы попытаться создать свою инфраструктуру. Чтобы можно было из вашего журнала узнать, что происходит с тем же Борзыкиным — мы очень редко перезваниваемся... Я прочитал интервью с ним — здорово! Миша по-прежнему верен себе и по-прежнему мыслит здраво, в отличие от многих людей, которые уже совершенно отупели, но интервью с ними печатаются в роскошных цветных журналах.

Это хороший образ — "ушло тепло". Казалось, что я становлюсь старше, старею, и у меня начинается старческая болезнь — думать, что раньше всё было лучше. Но ведь и на самом деле люди отдаляются друг от друга, всё общество делится на ячейки.

ЕВ: - Мы вчера общались с Леонидом Петровичем Романковым, преимущественно о закрытии Концертного зала Зоопарка. Он привёл замечательный образ, над которым я второй день думаю. "Знаете, как убивают морских котиков? Можно убить одного, другого, а его соседи не почувствуют опасности!" Всё безнаказанно, не придётся рассчитывать не то, что на массовый, а даже не индивидуальный протест...

Сколько уже на нашей памяти закрылось клубов и залов... Сейчас, в эти дни, шесть лет как TaMtAm закрыли. Тогда, в 1996 году, ещё во времена газеты "Нашъ Драйвъ" я не понимал, почему вся эта кошмарная пивососущая тусовка так замечательно бесится на концертах, но ничего не предпринимает для того, чтобы отстоять свой любимый клуб?! Вообще ничего! Действительно, как морские котики: тюкнул одного по голове, потом можно следующего... Вот и зал в Зоопарке закрылся...

Хорошо, что есть в городе Романков, который говорит: "Да, нужны письма, нужен протест, гражданские действия, нужно подписи ставить..." Но он один такой. Так вот, неужели все действительно морские котики? И тогда получается, что они заслужили это повсеместное закрытие?

КА: - Как раз на это и был расчёт: люди были поставлены в такие социальные условия, были выдвинуты такие лозунги ("Каждый сам за себя"), чтобы когда всё распадается на атомы, каждый атом было легче уничтожить. Кем-то сверху тактически была подготовлена база для разъединения людей, а теперь им можно спокойно действовать. Выход в том, чтобы создать альтернативу этой идеологии, которая последние годы сверху нагнетается.

Сейчас никакая гражданская активность невозможна, потому что нету идейных предпосылок, нету идеи, которая бы объединяла оставшихся здравомыслящих людей. И это наше с вами дело — музыкантов, самиздата, — эту инфраструктуру создать. И только таким образом можно будет как-то объединяться и против чего-то протестовать.

Сейчас нету масс. Даже когда на закрытие Зоопарка собралось человек двести, пока они находились в зале, ещё ощущали себя вместе. А потом ушли из Зоопарка каждый в свою сторону, на этом весь гражданский энтузиазм был исчерпан.

Организовывать ноты протеста — дело политиков и депутатов. Но думаю, что эффекта не получится до тех пор, пока все мы не объединимся и не почувствуем, что мы сила — не сила, но что-то собой представляем.

Мало того, сейчас закрываются книжные магазины, которые до этого существовали сто лет! Я недавно пошёл в свой любимый книжный магазин на Петроградской стороне, в который ходил с детства. Магазина на прежнем месте нет, теперь там какой-то строймаркет. А магазин, который раньше занимал целый этаж, теперь сбоку, в канцелярском магазине, в очень маленьком магазине. Ещё собираются закрыть Дом книги и сделать там универмаг — мы слышали об этом в какой-то передаче. Поэтому, видимо, это состоявшийся факт.

ЕВ: - Меня сегодня обрадовали тем, что недавно Комитет по культуре принял программу приоритетной поддержки детских кинотеатров. Реализация этой программы началась с закрытия нескольких кинотеатров.

КА: - Или вот передача "Спокойной ночи, малыши" — она появилась на российском канале, но что-то в ней изменилось! Кроме того, там появился какой-то медведь, который стилистически не вписывается в окружение остальных персонажей. Возникает мысль: а почему медведь? Да и образ у него современный — тупой. Медведь "Бивис и Батхед". Заставка тоже в два раза урезана, обработана на компьютере... Из таких мелочей складывается общая культурная атмосфера.

ЕВ: - Получается, что сейчас нет смысла в прямом гражданском действии?

КА: - Смысла нет, потому что нет предпосылок к положительным результатам этой гражданской активности. Активность одного гражданина совершенно несущественна в тех обстоятельствах, в которых мы сейчас живём. Смысл есть в создании условий для проявления гражданской активности. Вообще всё сводится к созданию нового андеграунда, слово "инфраструктура" меня не покидает...

Лев Николаевич Толстой в книге "Война и мир" призывал к тому, что хорошие люди тоже должны объединиться. Объединяются всё время плохие люди, а хорошие остаются в одиночку.

Хотя со времён "Войны и мира" прошло много времени, а люди так и не объединились, это наводит на размышления о том, что, может, так никогда и не объединятся. Но нужно делать какие-то шаги...

ЕВ: - Ещё одна цитата из твоих интервью: "Я направляю энергию мысли в первую очередь на содержание, на насыщение его смыслом". Я всё пытаюсь найти людей, признающих силу и за разумом. В наше время, переполненное мистичностью, туманностью, невнятностью, остались ли люди рациональные? Не жёстко циничные, на американский манер, но.... Разум ещё хоть что-то значит? Голова нужна чтобы думать? Хоть немного...

КА: - Да, конечно! Я говорил, что преклоняюсь перед науками и очень ценю в людях разум. Возвращаясь к интервью в "Арт-городе" с Борзыкиным и с Кириллом, я вижу, что здравомыслящие люди ещё существуют. Я как раз не люблю, когда мои песни начинают трактовать как что-то мистическое. Я себя считаю очень разумным и реалистичным человеком. Возможно, объективно я заблуждаюсь, но сам перед собой пытаюсь выглядеть таким образом, а не впадать в какую-то мистику.

Когда говорят, что в моих песнях много мистики, что это своеобразный Серебряный век, мне кажется, что такие люди чуть-чуть заблуждаются. Или я недостаточно чётко передаю то, что хотел сказать.

ЕВ: - А как тогда относиться к тотальной невнятности? Этого не слишком много стало вдруг — игры в мистичность, в недосказанность?..

КА: - Конечно, много. В том-то и дело, что больше игры в мистичность, чем настоящей мистики. Я часто сталкиваюсь с тем, что на концертах молодые поэты приносят свои стихи. Во-первых, я не очень понимаю, зачем они это делают — я всё-таки не отборочная комиссия и не могу ставить диагнозы. У меня нет такого морального права. Но там, как правило, сплошная мистика и сплошное мракобесие. А меня трогает и цепляет прежде всего то, в чём я вижу проявления разума, здравого смысла.

ЕВ: - Не знаю, насколько ты с этим согласишься, но у меня создалось впечатление, что ты своим творчеством, даже своим образом жизни выступаешь глобально на стороне дома, семьи и детей. К сожалению, эти вещи перестали быть естественными ценностями. Сейчас пропагандируется независимость, понимаемая как независимость ни от чего: "Не обременять себя никакими обязательствами, не напрягаться. Не создавать семью — не нагружать себя бытовыми проблемами, не заводить детей, потому что это ещё большие проблемы. А мы же все такие свободные, независимые, незакомплексованные!"

Что или кто может стать противовесом этой, на мой взгляд, смертоносной позиции? Кто заявит другую точку зрения?

КА: - Я в первый раз слышу такое мнение. Очень здорово, что ты обратил на это внимание! Если это действительно заметно, то я с такой трактовкой согласен. Я действительно стою за это, но не как за самоцель. Я по жизни домосед, никакой не экстремал. Я вижу свой мир спокойным, домашним, когда можно посидеть, подумать... Видимо, это как-то неосознанно проявляется.

Именно поэтому я не могу считать ЗИМОВЬЕ рок-группой, поскольку тогда нужно было бы вести соответствующий, "рокерский" образ жизни, который мне не свойственен, как несвойственны, например, аранжировки ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ. У меня в жизни был период, когда я примеривал на себя этот стиль, и понял, что мне это совершенно не нужно. А у кого-то выглядит гармонично именно такой образ.

Если рассматривать ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ именно в привязке к "рокерскому" образу жизни, то мы, конечно, никакой не рок. А можно рассматривать по-другому: ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ борется со стереотипами рок-деятеля, пытается показать, что рок-музыка может быть другой — более доброй.

ЕВ: - Рано или поздно у Константина Арбенина обязательно произойдёт полный переход от музыки к литературной деятельности?

КА: - Я не могу сказать, что в этом мире случится обязательно. Могу только сказать, чего я хочу, а получится это или нет...

Мне бы даже хотелось, чтобы через несколько лет музыкальная деятельность прекратилась, и я бы занялся только литературой. Это то, к чему я стремлюсь. Потому что периодически чувствую, что устаю петь песни. В моём понимании жанр концерта как такового изживает себя. К тому же, я по натуре индивидуалист, мне хочется заниматься литературой ещё и потому, что литератор сам себе хозяин, всё решает сам. А когда ты занимаешься музыкой, то обязательно сталкиваешься с соавторами, помощниками, музыкантами... Иногда это оказывается очень здорово, иногда это обогащает, а иногда наоборот — очень плохо, и это снижает уровень материала. Отсюда моё стремление отойти от коллективного творчества и остаться наедине со своим читателем.

С другой стороны, есть такое явление, как ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ, и оно может не дать мне уйти окончательно. Если я не почувствую, что всё, с этим пора заканчивать. Тогда, даже несмотря на то, что ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ захочет продолжать существовать, а я, как автор, посчитаю, что оно себя исчерпало, то должен буду своим волевым решением поставить точку. Если я вдруг почувствую такое, то думаю, что это сделаю.

Когда я об этом думаю, то часто вспоминаю, что был такой писатель Шарль Перро, который писал большие работы по народному фольклору, а в качестве приложений давал сказки. Теперь его работы никто не помнит, а сказки знают все. И Шарль Перро считается не каким-то учёным, а сказочником. Поэтому я думаю иногда, что моё желание заниматься литературой, писать книги — это как раз моё заблуждение, и после меня останутся не книги, а песни, которые сейчас я считаю не самым главным из того, что создаю. Может быть, песни останутся как главное, а это всё умрёт. Есть у меня желание стать писателем, но я отдаю себе отчёт в том, что это, возможно, моё самое большое заблуждение...

ЕВ: - Что может случиться, если вдруг перестанет существовать группа ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ? Какая дыра останется в нашем незабвенном шоу-бизнесе? Что будут делать поклонники?

КА: - Как так "умрёт группа ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ"?! Песни-то останутся, останутся кассеты... Полностью группа не умрёт, она просто перестанет давать концерты и исполнять новые песни. Поклонникам останется смотреть видеозаписи, слушать кассеты. Потом, возможно, часть этих поклонников, воспитанная на имени Константина Арбенина, переметнётся из слушателей в читатели Константина Арбенина.

Даже если случится такое, что перестанет существовать ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ, останутся какие-нибудь разовые выступления с творческими вечерами или совместные концерты с Башаковым и Комаровым. Я не знаю, будет ли это умирание только ЗИМОВЬЯ ЗВЕРЕЙ, либо вообще больше не захочется петь песни. Периодически такое случается: в начале этого года у меня было такое состояние, когда просто не хотелось петь песни. И я думал, что всё, иссякло желание. А потом состоялось несколько концертов, я опять получил огромное творческое удовлетворение, и я опять захотел петь. Видимо, настолько сильной была отдача от зрителей...

Шоу-бизнес, я думаю, не понесёт больших потерь от этого... А потом, есть же Башаков, Комаров, ТАНКИ и так далее — родственные ЗИМОВЬЮ ЗВЕРЕЙ явления. И те поклонники ЗИМОВЬЯ, которые останутся без нас, будут слушать этих людей. Я считаю, что эти люди ЗИМОВЬЮ очень близки. А есть люди, которые так не считают...

Я очень не люблю ортодоксов в любом виде, поэтому людей, которые слушают только ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ, я не понимаю. Как можно так себя обкрадывать?! Я часто сталкивался с тем, что слушают ЗИМОВЬЕ, а тех же Комарова и Башакова на дух не переносят.

ЕВ: - И в заключение про новый альбом, который сейчас только готовится. Что должно быть осенью?

КА: - Осенью должен выйти нормальный альбом, что называется, номерной. Он будет более традиционным, нежели полуконцертный экспериментальный альбом "Антиутопия". Это будет первый альбом, над которым мы работаем долго. Обычно мы в почти форс-мажорных условиях работаем над альбомами, потому что своей студии не было и, соответственно, везде платились деньги, которых тоже не было. Поэтому требовалось уложиться в имевшуюся сумму и в оплаченное время. А сейчас мы пишемся уже на студии Саши Петерсона, поэтому делаем это не торопясь.

К тому же, сейчас сменилась форма работы. Получилось так, что альбом "Конец цитаты", видимо, не зря так назывался, потому что действительно закончился некий большой этап. Если раньше у меня был очень большой запас материала — песен, которые сочинялись ещё до ЗИМОВЬЯ, — и для каждого альбома они вспоминались, делались аранжировки и выпускался альбом, то сейчас все старые песни уже записаны, выпущены, и новый альбом мы делаем полностью на новом материале.

Новая форма работы проявляется в том, что, сочинив песню, я приношу её музыкантам в сыроватом виде, и по ходу дела мы начинаем что-то изменять. Творчество стало более коллективным, потому что я сам вижу, что где-то не стыкуется, что-то нужно поменять местами, здесь нужно укоротить, а там удлинить... Вот таким будет новый альбом — более коллективным.

Автор: Евгений Веснин, "Арт-город", специально для Rol.ru

Путешествия

лекарство в аптеке
список лекарств
лекарство в аптеке
список лекарств на букву ..

Ссылки


	О сайте • Аккорды • Хит-парад • Поиск • Уроки • Форумы • Ищу песню Программы • Свежачок-с • Подписка • Статьи